КультураНовостиПо страницам газеты

Первая «жертва» Первой мировой войны

К 110-летию первой балаковской газеты «Заволжье» и к 110-летию начала Первой мировой войны

Спустя всего две недели после начала Первой мировой войны, 1 августа 1914 г., постановлением Самарского губернатора Николая Протасьева за №12945 в городе Балаково закрыли газету «Заволжье», признанную «вредной для государственного порядка и общественного спокойствия».

Причина столь жёстких действий указана в том же документе:
«Принимая во внимание, что в № 51 от 27 июля 1914 г. в связи с целым рядом статей в предшествующих номерах вся деятельность газеты направлена к явному возбуждению населения против правительства, как, например, выражение: «Мы слышали слова о единении с народом. Но до сих пор не было ещё сделано ни одного шага. Напротив, на каждом шагу мы видим проявление исключительно бюрократических приёмов».

С бюрократией редакция газеты боролась с самого первого номера, который вышел 1 мая.

Рупор депутатского корпуса

Сменив в 1911 году сельский статус на городской, Балаково не получило финансовой свободы. Новорождённый город вошёл в категорию безуездных и оказался без своей земли. Каждый её клочок приходилось чуть ли не с боем вырывать из рук основных её владельцев: удела и крестьянского общества. Сельчане упорно не хотели становиться горожанами. Это тормозило поступательное развитие городского самоуправления. Но депутаты (тогда их называли уполномоченными), ведомые первым городским старостой, владельцем одного из местных механических заводов Иваном Маминым, не сдавались. Они настойчиво объясняли сельчанам преимущества города. И рупором депутатского корпуса стала газета «Заволжье».

Её редакция ставила перед собой серьёзную задачу: не только «освещать общественные нужды населения Балакова, Вольска, Николаевска и прилегающих к ним волостей и селений», но и «будить в читателях интерес к общественной самодеятельности». «Необходимо понять, что общий уклад жизни может стать более благоприятным не для отдельных личностей, а для масс только тогда, – замечалось в редакционной статье первого номера, – когда каждый взрослый – городской или сельский – обыватель, богатый и бедный, без различия пола, веры и национальности, станет гражданином своей родины и примет живое участие и в своей общественной (городской или сельской, волостной или земской) жизни, и в жизни общегосударственной».

«Предстоящая нам работа трудна, – понимали в редакции. – Много препятствий встретится нам на пути. Но мы всё же приступаем к делу с твёрдой верой в успех нашей работы и ожидаем, что к нам примкнут и нам помогут все живые силы края, все, в ком за время тяжёлой реакции не угасли окончательно гражданские чувства и стремления и кто из-за страха или материальных выгод не бросил и в эти годы своей работы на пользу общества. Нет сомнения, что эти силы неоднократно увеличатся, так как страна вновь пробуждается к политической жизни. Волна общественного оживления, возникнув в столичных центрах, поднимается всё выше, разрастается всё шире и поступательно движется к глухим местам провинции. Дойдёт эта волна и до нас, поднимет сонного обывателя и поймёт он, проснувшись, что пришла пора стать гражданином».

Редакция делала всё возможное, чтобы эту гражданскую позицию в балаковцах пробуждать. На страницах «Заволжья» печаталась не только информация о том, что происходит в Балакове и ближайших населённых пунктах, но и политические фельетоны, критические заметки об общественном и государственном обустройстве. В одном из майских номеров, например, было опубликовано откровенное письмо официанта. Кричащий заголовок («Не жизнь, а могила»), кричащие факты:

«Стоит месяц май. В воздухе пахнет сиренью, по Балаковке скользят десятками лодки. Всё веселится и радуется зелёному маю. Только мы, официанты балаковских ресторанов, кухмистерских и чайных, не радуемся, – писал неизвестный корреспондент. – Эти чудные вечера с зеленью и лодками проходят для нас незаметно. Мы не видим того, что видят все, и не пользуемся тем, что доступно каждому. У нас нет ни свободы, ни отдыха. Мы, как запряжённые волы, от зари и до зари, под кнутом хозяина исполняем непосильную работу. Не жизнь, а каторга. Согласно обязательному постановлению, торговые заведения должны быть открыты с 7 час. утра до 10 час. вечера или с 8 до 11 ч. Но наши хозяева открывают заведения в 6 1/2 утра и торгуют до начала 12. И благодаря этому на нашу долю выпадает 17 часов беготни без промежутка времени для отдыха и обеда, в душном помещении, среди шума, гама и скандала пьяных посетителей. И за этот каторжный труд нам платят по 20 коп. в день. Мы устали работать, устали жить. Нет у нас сил, чтобы самим добиться сносной работы. И мы всё ждём, что кто-нибудь за нас похлопочет, о нас позаботится: или городское управление, или акцизный чиновник, или полиция. Но дождёмся ли?»

Переполнилась чаша терпения

Такое свободолюбивое, критическое направление редакционной политики не нравилось самодержавной власти. Полиция, заряженная на истовую защиту царского режима, с самого первого номера взяла газету на заметку:

«Помощнику начальника Самарского губернского жандармского управления в Николаевском и Ставропольском уездах.
Доношу Вашему Высокоблагородию, что в г. Балакове с 1 сего мая издаётся первая здесь газета под названием «Заволжье», редактором-издателем которой состоит секретарь Балаковской хлебной биржи Василий Никитич Добролюбов. Добролюбов поддерживает близкое знакомство с бывшим ветеринарным врачом М.Н. Карнеевым, с врачом Лазарем Берковым Иоффе и другими видными лицами, принимавшими в 1905–1908 гг. участие. Унтер-офицер Иван Шерстянкин».

«Помощнику моему в Николаевском и Ставропольском уездах.
Выписав вместе с сим в управление газету «Заволжье», издающуюся в г. Балакове, предлагаю вам следить за помещением в ней тенденциозных статей, выясняя авторов этих статей, и докладывать мне в каждом отдельном случае. Полковник Познанский», – таким официальным диалогом открывалось надзорное дело, заведённое самарской полицией в первые же дни существования газеты.
В дела редакции губернская власть не вмешивалась до поры до времени. Чашу её терпения переполнило отношение газеты к начавшейся Первой мировой войне. Она не могла не обратить внимания на публикацию о первом дне призыва на фронт под названием «В чужом пиру похмелье», которая явно диссонировала с тем патриотическим настроем, который охватил большую часть российского общества:

«С раннего утра в пятницу Балаково представляет необычайную картину.
Кучки людей обсуждают тревожные новости. По улицам – усиленное движение, скачут взад и вперёд стражники, мелькают озабоченные лица начальства разного рода.
Всё движение направлено к волостному правлению, где идёт явка запасных. Огромная площадь перед ним сплошь усеяна народом. Рыдание женщин, плач детей, громкий говор сливается в пыльном воздухе в гулкий тревожный гул.
Несмотря на то, что все места продажи спиртных напитков закрыты, много пьяных, но пьяные сегодня не всегдашние пьяные, нет залихватских выкликов, весёлых песен, беспардонных пьяных разговоров.
Непрерывной вереницей тянутся в двери «волости» запасные, тихие, сосредоточенные.
За барьером – волостной старшина П.И. Ярцев и полицейский пристав А.М. Тедерс отбирают билеты (военные. – Ю.К.)
Мобилизация застала всех врасплох. Со слезами на глазах многие запасные просят отсрочки, но что же могут сделать и старшина, и пристав?!
Отказ на все просьбы. Понуренные головы, безнадёжные лица, у многих призыв вызовет почти разорение.
В толпе около правления рассказывают о недавно овдовевшем солдате. Осталось пять человек детей мал мала меньше, и ни родных, ни близких. А тут мобилизация…
Везде потрясающие сцены. Там старушка-мать охватила сына дрожащими руками, глядит – не насмотрится, а слёзы, крупные, светлые, потоками струятся по изрезанному глубокими морщинами лицу. В другом месте рыдает молодая женщина, безумно глядят глаза, искажено страданием лицо, из груди вырываются хриплые бесформенные звуки.
Молодой мужик уговаривает её, гладит по голове:
– Перестань… Да перестань же, не томи душу.
А потом вдруг отчаянно взмахивает рукою:
– Эх!
Ещё трёхлетний мальчуган с белыми нежными волосиками прильнул весь к отцу, теребит его за рубаху, говорит капризным голосом:
– Тятенька, жарко! Айда домой!
– Нет, сынок, нынче я уж домой не пойду, – скорбно отвечает отец…
Около 10 часов проверка кончена. Толпа шевельнулась, медленным потоком выливаясь на дамбу (так в народе называли улицу Николаевскую [сегодня – Коммунистическая]. – Ю.К.). Скоро вся дамба вплоть до Троицкого собора (находился в пос. Дзержинского напротив современного Центра искусств. – Ю.К.) представляла море голов.
Толпа заполнила всю Троицкую площадь. Пожалуй, и осенью не бывало столько народа на этой площади.
Ближе к собору столик на возвышении. Толпа ждёт молебна, тихо гудит говором.
О, этот тусклый, будничный говор русской встревоженной, потрясённой толпы, говор, прорезываемый воплями и стонами.
Пыль непроницаемым облаком виснет в воздухе. Жарко и душно. Новые и новые потоки вливаются на площадь. Сдержанно гудит большой колокол.
Вот в двери собора тускло блеснули хоругви, позолота икон. Гул стихает, толпа напряжённо вслушивается. Но так велика тревога, так много слов теснится, что скоро пение молитв тонет во вновь разгоревшемся горе.
Долго тянется молебен. Вот, наконец, протоиерей отец Виноградов с крестом в руках оборачивается к толпе.
– Дорогие братья!
Точно волна ветра проносится над всей многотысячной толпой и стирает все звуки, все движения…
Взрыв воплей, страстные рыдания…
К полудню Троицкая площадь пустеет.
Как помешанная, бежит женщина, выкрикивая:
– Милый мой… Милый мой…
…Бьется в рыданиях старуха.
Седой благообразный старик, тяжело дыша, всматривается вдаль тусклыми, покрасневшими от слёз глазами…
В.М.»

АРЕСТ ЗА «СЛИШКОМ ВОЛЬНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ»
В постановлении о закрытии «Заволжья» была определена и мера наказания для редактора-издателя, потомственного почётного гражданина, секретаря попечительского совета Балаковского коммерческого училища и комитета местной хлебной биржи Василия Никитича Добролюбова: три месяца содержания в тюрьме. Однако под арестом он пробыл всего три дня. Во-первых, за него заступились богатые учредители-хлеботорговцы, а во-вторых, следствие выяснило, что слишком вольные публикации позволял себе негласный редактор газеты Пётр Кадиксов, который писал под псевдонимами «Заонегин» и «П.В.».

Продолжение следует…

Юрий КАРГИН

Источник: еженедельник «Балаковские вести»

#Балаковскиевести #новости #Балаково #новостиБалаково #По_страницам_газеты #история #Первая_мировая_война #газета_Заволжье

Back to top button